Лесная легенда - Страница 35

Ага. Именно такой позывной мне на сей раз присвоили — Леший. «Потому что в чащобе сидеть будешь», — ухмыльнулся полковник. А настоящим лешим — конечно, фигурально выражаясь, — как выяснилось, оказался вовсе не я…

Пошел к себе в палатку, так и держа свернутые вчетверо два листа бумаги в руке, — идти всего-то в соседнюю палатку. Вошел. Витя, маявшийся на раскладном стульчике, обрадованно вскочил. Ружицкий, полулежавший на своей раскладушке с пухлым растрепанным томом «Крестоносцев», тактично сделал вид, что погружен в чтение. Как и я порой поступал при его разговорах с Томшиком. Кое-что мы друг от друга секретили — пусть и братство по оружию, но такое уж у нас обоих ремесло, — но в этом случае оба всегда выходили на открытый воздух. Никаких обид, служба такая. В данный момент я не видел необходимости уводить Витюху из палатки — Ружицкий и так знает, что из обоих лагерей ведут радиопередачи. У него самого рация — вон она, в уголке — на которой он работает сам, морзянкой (я в это время опять-таки тактичности ради притворяюсь веником в уголке).

— Слушайте приказ, товарищ старший лейтенант, — сказал я насквозь официальным тоном. — Вот это немедленно передадите Первому. Чтобы не перепутать, сразу положите в левый карман. А это — вслед за первой.

И протянул ему оба листа. Он, не моргнув глазом, разложил по разным карманам, как было указано. Прекрасно понимал, что оба мы нарушаем инструкцию, согласно которой с Первым связывался исключительно я через посредство Кати — ну да, согласно его любимой поговорке про то, что нарушение инструкции и нарушение приказа есть две большие разницы… Выполнит в точности, раз это, опять-таки по его присказке, пользы дела для…

— Далее, — продолжал я. — Половину ваших бойцов немедленно отправите сюда, в мое распоряжение. Оставшимся — повышенная бдительность и полная боевая готовность… к чему угодно. Все понятно?

— Так точно, товарищ капитан, — ответил он, приняв стойку «смирно».

Столь церемонно мы держались и обращались друг к другу на «вы» исключительно из-за Ружицкого, неплохо владевшего русским. Дабы иметь собственный гонор. Пусть видит, что дисциплина у нас на высоте (сам он, наверняка по тем же причинам, и присутствии кого-то из нас держался с Томшиком крайне официально).

— Выполняйте, — сказал я.

— Есть! — браво ответил Витюха, взял под козырек и пулей вылетел из палатки.

Ружицкий, отложив книгу, довольно нейтральным тоном спросил:

— Что-то случилось, пан капитан?

Не было смысла секретить от него случившееся, все равно сам узнает очень скоро.

— Случилось, — сказал я. — Моя радистка пропала средь бела дня…

— Панна Катажина?! — Он даже приподнялся резко.

Ну что же. Я пару раз перехватил брошенные им на Катьку вполне мужские взгляды. Ничего странного, пресловутая «лебединая верность» выдает только в книжках — а в жизни я как-то ни разу и не сталкивался со случаями, когда после потери любимого или любимой он или она давали бы монашеский обет «на всю оставшуюся жизнь».

Жена у него погибла аж три года назад, жизнь есть жизнь, она берет свое. И ничего тут нет дурного, я так думаю.

— Можно узнать, как это случилось?

Не раздумывая, я рассказал — и о Факире, и о перстне, и о найденном у родника ее оружии. Каюсь, откровенничал не без задней мысли: я здесь, как ни крути, иностранец, а он поляк, хоть и не мазур. Вдруг усмотрит что-то, что я мог упустить? Коллега-контрразведчик как-никак.

Ружицкий сказал тихо:

— Очень странно… Любой враг, кто бы он ни был, ни за что не оставил бы оружия…

— Вот именно, — мрачно поддакнул я.

— Томшик, сами понимаете, мне рассказал, как вы его просили — а своему подхорунжему приказывали — попытаться разузнать что удастся в корчме о странном типе с внешностью Макса Линдера, в старинной одежде… Вот оно что… У вас уже есть версии?

— Только одна, — сказал я, — учитывая случай с перстнем и то, что произошло с Сидорчуком (и рассказал кратенько), — версия напрашивается одна-единственная: этот тип — хороший, сильный гипнотизер. Ничем другим просто не объяснить… В конце концов, гипноз — не мистика, а реальность…

Я уже разобрался к тому времени, что он, хоть и не коммунист, но твердокаменный атеист и материалист (в противоположность Томшику, который носил крестик, а в деревне ходил не только в корчму, но и в костел). Однако он-то, с его университетским образованием, должен знать, что гипноз, как выразился бы Остап Бендер, — медицинский факт.

И правда, он спокойно кивнул:

— Безусловно, гипноз — реальность. Признанная наукой. Я однажды, в студенческие времена, был на выступлении гипнотизера. Настоящего. То, что он показывал, никак не могло оказаться искусным фокусом. Гипноз… — повторил он задумчиво. — Мне думается, вы правы, пан капитан, — другого объяснения попросту нет. Но надо же, в этой мазурской глуши…

— Может быть, у вас найдутся какие-то свои соображения? — спросил я напрямую.

— Пожалуй нет… пока что, — чуть подумав, ответил он. — Нужно все как следует обдумать. — Резко встал и потянулся за фуражкой. — Пойду поговорю с Томшиком. Он ничего полезного для вас не нашел, но с учетом всего, что вы рассказали… Пусть еще раз прокрутит в голове все разговоры в деревне. Он мог услышать что-то, чему тогда не придал значения…

— Логично, — кивнул я. — Так бывает…

— Я могу рассказать ему то, что услышал от вас? Конечно, он — верующий и пройдоха, но оперативник неплохой…

— Пожалуй, — чуть подумав, кивнул я.

— Если понадобится, мы оба в полном вашем распоряжении.