Ну что тут сказать… Что в армии, что в нашей системе у начальства сплошь и рядом бывают свои высшие соображения, которые до подчиненных не доводятся. Мне самому в ходе пары операций приходилось кое-что секретить от подчиненных. Так что тому, кто не посвящен во все, иные поступки руководства могут показаться блажью, а то и глупостью — а на деле за ними скрыт свой глубокий смысл…
Московские планировщики операции ни за что не допустили бы ни глупости, ни блажи — не те были люди у Лаврентия Павловича, без которого тут просто не могло обойтись, несмотря на то, что СМЕРШем руководил Абакумов. А тайная война, особенно радиоигры, — дело тонкое…
От безделья (почему оно мне выпало — чуть погодя) я пытался понять логику начальства, ставя себя на его место. Убедительнее всего выглядела такая версия: там, в Москве, опасались очередной хитрой немецкой проверки.
При любой радиоигре обязательно изучается (или освежается в памяти) опыт предшествующих — детали, подробности, успехи и неудачи. Точно так же то было заведено и у немцев. Был интересный случай парой лет раньше. У них в тылу вроде бы нормально работала заброшенная нами разведгруппа. Почерк радиста сомнений не вызывает, сведения идут верные. Настало время посылать к ним связного, немало знавшего офицера, чтобы устно передал обширные инструкции для дальнейших действий — пеленгаторная служба у немцев работала отлично, и не стоило лишний раз вылезать в эфир с обширными «простынями». Благо все проверки группа прошла.
И тут в чью-то светлую — ох, светлую! — голову пришла идея устроить все же еще одну проверку.
Радисту поступил короткий приказ: завтра в такое-то время как штык, неотлучно находиться на явке, у рации, для приема крайне важного сообщения. А назавтра поступила радиограмма примерно такого содержания: мил человек, ты у нас парень опытный, сам понимаешь, что в таких делах на любые проверки обижаться не следует. Сообщаешь, что обосновался в данном городе по такому-то адресу? Вот и ладушки. Опиши-ка немедленно и подробно вид из окна твоей квартиры…
И эта сука завиляла! Молчал минут двадцать, потом вышел на связь и погнал откровенную пургу: мол, ему вчера вечером пришлось перебраться с рацией на другой конец города, на запасную явку, а то что-то замаячили поблизости немецкие радио- пеленгаторные машины, которые ни с чем другим не спутаешь, очень уж характерный у них вид…
Ах ты ж тварь! О подобном перемещении обязан был сообщить немедленно!
Тут уж не осталось никаких сомнений: радист, а то и вся группа, в руках у немцев, радиста и, очень похоже, еще кого-то из членов группы они сломали, идет радиоигра… И передачи идут откуда-то из совершенно другого места. Немцы допустили один-единственный прокол, не посадили радиста по названному ими адресу и не оставили там постоянной группы, ограничившись, надо полагать, одним наружным наблюдением за «явкой». У самого хитрого лиса, что нашего, что немецкого, порой случались проколы, гробившие все дело. Взять хотя бы историю с нержавеющими скрепками, давно известна, не секрет… Знаете? Ну вот… В общем, если бы не та светлая головушка плюс немецкий прокол, угодил бы наш офицер прямехонько к абверовцам…
Примечание автора: история со скрепками и в самом деле давно известна. Наши в документы ставили скрепки из простого железа, оно быстро окислялось, на страничках оставался следок ржавчины. Немцы это поначалу недоучли и своим агентам в поддельные документы пихали скрепки из нержавеющей стали, и как только наши это просекли, пошел у немцев провал за провалом. Кстати, есть информация, что однажды случилось с точностью до наоборот: нашим разведчикам в поддельные немецкие папиры поставили скрепки не из нержавейки, а из простого железа, быстро давшие ржавый след. На чем и погорели заброшенные…
Так вот, мне приходит в голову, что начальство опасалось со стороны немцев именно подобной проверки. Места эти были немцам прекрасно известны по одной простой причине: земли тамошние, будучи в свое время польскими, при разделах Польши попали как раз к Пруссии — ну а потом, соответственно, к Германской империи. (Пилсудский их забрал в восемнадцатом году, а в тридцать девятом немцы включили в состав рейха. Ну, а по Ялтинским соглашениям они возвращались Польше — но это к слову.)
Короче говоря, у аккуратистов-немцев должна была сохраниться груда документов и подробнейших карт этих мест. И вот, предположим, на «хутор» приходит с той стороны радиограмма, что-то вроде того: немедленно опишите окружающий лес, каков он там: сосняк, березняк, смешанный? Опишите ландшафт. В течение четверти часа сообщите, цел ли такой-то колодец или мостик над речушкой. Предположим еще, что наши повторили тот немецкий прокол и не оставили на «хуторе» постоянной группы… Конец игре. Как ты тут ни юли… Пожалуй, это самая правдоподобная версия, хотя правды я так никогда и не узнал.
А вот другое соображение, по которому нашу группу дислоцировали именно в эту глушь, начальство от меня не секретило, наоборот, провело подробнейший инструктаж. В некоторых смыслах тот район был, если можно так выразиться, стерильным. Совершенно не затронутым ни войной, ни «партизанкой». Очень уж дикая глухомань, предгорья-чащобы, совершенно бесполезные во многих смыслах. Уж там-то не было ни малейшего риска, что на наше расположение выйдут немцы-окруженцы, аковцы или какая-нибудь другая сволочь.
Я вас не заговорил, так подробно описывая всю предысторию? Наоборот, интересно? Вот и отлично. Все мы люди, все человеки, хочется поговорить о военных годах — но у нас-то, сами понимаете, положение не то, что у обычных вояк, раз в сто лет случается, чтобы вот так выпал случай свободно поговорить о наших делах…